Яцек Качмарский (1957-2004) — польский автор-исполнитель, один из наиболее ярких представителей польской бардовской песни; поэт и прозаик. Фигура, обычно ассоциируемая с духом первой «Солидарности» и военного положения — периода, когда его тексты, распространяемые в неофициальных публикациях, были названы голосом антикоммунистической оппозиции. В 1974 г. лично познакомился с Владимиром Высоцким. Под впечатлением от этой встречи написал свою песню «Obława» как вольный перевод «Охоты на волков» Высоцкого. С этой песней в 1977 году Качмарский получил первую награду на Фестивале студенческой песни в Кракове. Затем он стал известен и другими песнями протеста против господства коммунистического режима в Польше: Mury («Стены»), которая была популярна в среде антифранкистской оппозиции в Испании. В 1980 году написал песню «Эпитафия Владимиру Высоцкому» по случаю смерти высокочтимого им барда.

Михаил Микляев

Я не люблю
Владимир Высоцкий

Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда весёлых песен не пою.
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю и ещё —
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда — наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почести иглу,
Или когда всё время против шерсти,
Или когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, коль слово "честь" забыто
И коль в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне — и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
И не терплю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более — когда в неё плюют.
Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю.
Пусть впереди большие перемены —
Я это никогда не полюблю!

Nie lubię
Władimir Wysocki | Tłumaczenie Jacek Kaczmarski

Nie lubię, gdy mi mówią po imieniu,
Gdy w zdaniu jest co drugie słowo – brat.
Nie lubię, gdy mnie klepią po ramieniu,
Z uśmiechem wykrzykując – kopę lat!
Nie lubię, gdy czytają moje listy,
Przez ramię odczytując treść ich kart!
Nie lubię tych, co myślą, że na wszystko
Najlepszy jest cios w pochylony kark.

Ne znoszę, gdy do czegoś ktoś mnie zmusza,
Nie znoszę, gdy na litość brać mnie chce,
Nie znoszę, gdy z butami lezą w duszę,
Tym bardziej gdy mi napluć w nią starają się!
Nie znoszę much, co żywią się krwią świeżą,
Nie znoszę psów, co szarpią mięsa strzęp!
Nie znoszę tych, co tępo w siebie wierzą,
Gdy nawet już ich dławi własny pęd!

Nie cierpię poczucia bezradności,
Z jakim zaszczute zwierzę patrzy w lufy strzelb!
Nie cierpię zbiegów złych okoliczności,
Co pojawiają się, gdy ktoś osiąga cel.
Nie cierpię więc niewyjaśnionych przyczyn,
Nie cierpię niepowetowanych strat!
Nie cierpię liczyć niespełnionych życzeń,
Nim mi ostatnie uprzejmy spełni kat.

Ja nienawidzę, gdy przerwie mi rozmowę
W słuchawce suchy metaliczny szczęk.
Ja nienawidzę strzałów w tył głowy;
Do salw w powietrze czuję tylko wstręt.
Ja nienawidzę siebie, kiedy tchórzę,
Gdy wytłumaczeń dla łajdactw szukam swych,
Kiedy uśmiecham się do tych, którym służę,
Choć z całej duszy nienawidzę ich!

Terrorysta, on patrzy
Wisława Szymborska

Bom­ba wy­buch­nie w ba­rze trzy­na­sta dwa­dzie­ścia.
Te­raz mamy do­pie­ro trzy­na­stą szes­na­ście.
Nie­któ­rzy zdą­żą jesz­cze wejść.
Nie­któ­rzy wyjść.
Ter­ro­ry­sta już prze­szedł na dru­gą stro­nę uli­cy.
Ta od­le­głość go chro­ni od wszel­kie­go złe­go
no i wi­dok jak w ki­nie:

Ko­bie­ta w żół­tej kurt­ce, ona wcho­dzi.
Męż­czy­zna w ciem­nych oku­la­rach, on wy­cho­dzi.
Chło­pa­ki w dżin­sach, oni roz­ma­wia­ją.
Trzy­na­sta sie­dem­na­ście i czte­ry se­kun­dy.
Ten niż­szy to ma szczę­ście i wsia­da na sku­ter,
a ten wyż­szy to wcho­dzi.

Trzy­na­sta sie­dem­na­ście i czter­dzie­ści se­kund.
Dziew­czy­na, ona idzie z zie­lo­ną wstąż­ką we wło­sach.
Tyl­ko że ten au­to­bus na­gle ją za­sła­nia.

Trzy­na­sta osiem­na­ście.
Już nie ma dziew­czy­ny.
Czy była taka głu­pia i we­szła, czy nie,
to się zo­ba­czy, jak będą wy­no­sić.

Trzy­na­sta dzie­więt­na­ście.
Nikt ja­koś nie wcho­dzi.
Za to jesz­cze wy­cho­dzi je­den gru­by łysy.
Ale tak, jak­by szu­kał cze­goś po kie­sze­niach i
o trzy­na­stej dwa­dzie­ścia bez dzie­się­ciu se­kund
wra­ca po te swo­je mar­ne rę­ka­wicz­ki.

Jest trzy­na­sta dwa­dzie­ścia.
Czas, jak on się wle­cze.
Już chy­ba te­raz.
Jesz­cze nie te­raz.
Tak, te­raz.
Bom­ba, ona wy­bu­cha.

Террорист, он смотрит
Вислава Шимборская  | Перевод Михаил Микляев

Бомба взорвется в баре в тринадцать двадцать.
Сейчас тринадцать шестнадцать.
Кто-то успеет войти,
кто-то успеет выйти.
Террорист переходит улицу.
Взрыв ему не опасен,
а видно все, как в кино:

Женщина к желтой куртке, заходит.
Мужчина в темных очках, он выходит.
Парни, одетые в джинсы, о чем-то там говорят.
Тринадцать семнадцать четыре секунды.
Тот, кто пониже, — счастливчик, садится на мотоцикл,
а тот, кто повыше, заходит внутрь.

Тринадцать семнадцать и сорок секунд.
Проходит девушка, в волосах зеленая лента,
внезапно ее заслоняет автобус.

Тринадцать восемнадцать
И девушки не видно.
Неужели она так глупа и вошла, или нет,
мы узнаем тогда, когда начнут выносить.

Тринадцать девятнадцать.
Никто не заходит.
Но вышел лысый толстяк.
Он ищет что-то в карманах и
в тридцать девять без десяти секунд
вернулся назад за никчемной перчаткой.

Тринадцать двадцать.
Время, как оно тянется.
Уже, наверно, теперь.
Еще не теперь.
Да, теперь.
Бомба, она взрывается.